Дело не в глупости и даже не в лени.
В 8 классе у школьников нет экзаменов, однако этот период кажется спокойным только на первый взгляд. На самом деле в 14-15 лет подростки обычно принимают одно из важнейших решений в жизни: оставаться ли в школе после 9 класса. Самое простое решение тут — профориентационный тест и атлас профессий, но не все догадываются начать с них.
В недавнем бюллетене, вышедшем в РАНХиГС, говорится, что больше 70% учащихся в Москве нацелены на старшую школу: их не пугает ЕГЭ и высокий конкурс в ведущих вузах. Но в других городах и регионах ситуация складывается другая. Согласно тому же бюллетеню РАНХиГС, доля поступающих в колледжи Санкт-Петербурга составляет 160%. Дело в том, что в Северную столицу для получения среднего профессионального образования приезжает очень много абитуриентов из других регионов. Именно они создают такой высокий процент поступающих в петербургские колледжи.
Впрочем, от школьников из крупных городов, особенно от тех, кто ходит на образовательные выставки, часто можно услышать, что они не хотят идти в 10 класс. Эти дети боятся, что не справятся с ЕГЭ, или не понимают, зачем тратить два года жизни на подготовку к этим экзаменам — «натаскивание», как они говорят. Ведь в колледжах после 9 класса программу старшей школы тоже дают — только сокращенно.
На самом деле желания относительно собственного будущего у таких детей есть — просто они спрятаны под страхами и неуверенностью в себе
Ребята, которые хотят уйти из школы потому, что ЕГЭ кажется им страшным или ненужным, зачастую плохо представляют себе, чем хотят заниматься. Четкой траектории у них нет, и дальше, чем «не хочу сдавать ЕГЭ» их намерения не заходят. Вопрос о выборе колледжа на таком фоне представляется ужасающе сложным, а вопрос о выборе профессии — и подавно. Иногда свою лепту вносят и родители, которые давят на подростков, говорят о детях «мы» (даже если рядом стоит высоченный пятнадцатилетний парень), не терпят возражений, но во всем хотят принять самое деятельное участие.
Рядом с такими родителями школьники выглядят флегматичными и подавленными. Глаза прикрыты, на лицах — отпечаток безразличия и покорности. Однако если вы начинаете с таким подростком разговаривать — разговаривать именно с ним, а не с его матерью или отцом, — эти глаза раскрываются, и в них загорается искра: «Да, я об этом думал», «нет, это не для меня».
То есть на самом деле желания относительно собственного будущего у таких детей есть — просто они спрятаны под страхами, неуверенностью в себе и тем, что твердят родители и педагоги.
Корневая же проблема, по всей видимости, заключается в том, что школа не учит независимости и не показывает, как сформировать свое мнение. Школа учит подчиняться, запоминать и повторять. Дети приобретают ошибочную уверенность в том, что всегда существует один общепризнанный правильный ответ. Мнения у них зачастую ни по каким вопросам не спрашивают, и существующая проблема самоопределения — один из результатов.
Такие условия создают атмосферу страха и приниженности вместо атмосферы поиска информации и диалога. Принуждение вместо договора («звонок — для учителя»), насилие вместо объяснений («потому что я так сказала») — и вот уже теряется само понимание, а зачем вообще ходить на уроки.
В результате — массовое списывание, попытки обмануть преподавателей в школе и вузе. Школьники и студенты просто не понимают, зачем учатся, для чего это. С их точки зрения, все эти действия, прежде всего, требуются для получения оценки, а также для того, чтобы избежать криков и насилия. Но не для того, чтобы кем-то стать, что-то делать. Не ради них самих, а для кого-то другого, в добровольно-принудительном порядке.
Уровень личной ответственности, в итоге, сильно снижается. В вузе учатся, «чтобы сдать», а не «чтобы стать». Не чтобы в будущем правильно ставить диагноз или составлять прогноз, а потому, что «мама сказала: „Отсиди в вузе четыре года“».
Цифры здесь, к сожалению, тоже о многом говорят. НИУ ВШЭ провел масштабный опрос педагогов в российских вузах и выяснил, что 63% студентов время от времени (хоть и нерегулярно) списывают на экзаменах и зачетах. Это почти две трети всех, кто сегодня учится в университетах. Сложно представить себе такой уровень академического мошенничества в стране, где система образования и рынок труда организованы по другой модели. Там, где вузы дают актуальные сложные знания, soft-skills и навыки мышления, которые потом нужны в разных секторах экономики и которые влияют на то, можешь ли ты выдержать конкуренцию с другими специалистами.
Траектория решений по выбору профессии и образования должна выглядеть иначе. Сперва надо решить, чем ты хочешь заниматься, потом — узнать, где этому учат, и только потом — подбирать ЕГЭ для поступления в вуз на нужный профиль подготовки или выбирать колледж и уходить после 9 класса
В России до сих пор существует достаточно много рабочих мест для клерков, в компаниях, которые оказывают простые услуги. Сложные знания здесь не нужны, но и уровень самореализации практически нулевой. Как следствие, снижается и уровень ответственности. Возникает недобросовестность, грубость.
С другой стороны, от человека, который с детства попал в воронку неправильно принятых решений, сложно ждать чего-то другого. Старшая школа — для ЕГЭ, ЕГЭ — для зачисления, вуз — для диплома, работа — чтобы просто было что есть. В итоге — неправильные диагнозы, ошибки, ненависть к ученикам со стороны педагогов в школе и другие проявления непрофессионализма.
Тогда как на самом деле траектория решений по выбору профессии и образования должна выглядеть совершенно иначе. Сперва надо решить, чем ты хочешь заниматься, потом — узнать, где этому учат, и только потом — подбирать ЕГЭ для поступления в вуз на нужный профиль подготовки или выбирать колледж и уходить после 9 класса.
А казалось, что все это совсем не важно — просто ребенок ленивый, пусть поступит хоть куда-нибудь.
Проблема только в том, что этот ребенок вырастет. На вопрос о том, кем он станет, ответ в таком случае будет таким: он станет несчастливым взрослым.